Местные жители встретили ссыльного казака настороженно. Не сразу доверяют люди тайги новичкам, присматриваются, кто он и что. Если лодырь да тунеядец, нечего помогать, сам помрет. А ну как трудолюбивый, можно и дружбу завязать.
Егор оказался из тружеников, от зари до зари топор из рук не выпускал. Первым делом, как отеплило, у своей избушки крышу перекрыл, нижние, сгнившие венцы заменил, полы постелил, забор поставил, на заработки пошел. По настоящим временам на сплаве леса хорошие деньги выручают мужики. А те, кто «в стакан не заглядывают», зиму живут безбедно.
Удивились Егору местные жители: год как сослан, а уже в жилище свое посуду приобрел, кровать поставил, лес на новый дом заготовил. А как сходил Егор зимой на соболевку, стали доверять и уважать славного воина, не по своей воле потерявшего малую родину.
Ко второй весне своей ссылки Егорка купил коня, начал дом строить. Заговорили люди о нем:
– Смотри-ка, каков мужик: под ногами земля горит! Вторую зиму пережил, а уже хозяйством обзавелся, все в руках ладится! Не то что у нашего пролетария Ваньки Петрова, корова всю зиму простояла под навесом, а к весне снегом задавило, крыша упала… дык, ишо куры через стену в дом ходят… эхма, девку бы каку Егорке сыскать… такой парень пропадает!
Не пропал Егорка без семьи. Приглянулась парню соседская девчонка Наташка Карабаева. Стал Егорка скромно честь даме оказывать: улыбнется, слово ласковое скажет, шутку-другую, или цветочек подарит. Раз внимание уделил, другой, третий. У Наташки сердечко дрогнуло, влюбилась, бедная, первый раз. Как увидит Егорку, дыхания не хватает. Понял красивый казак-молодец, что добился своего, – жить без любви нельзя! – с первыми зазимками пошел с Гришкой Соболевым к Никите Карабаеву свататься. Недолго старовер упрямился. Однако для солидности выдержал паузу, налил гостям по ядреной кружке хмельной браги, суровым взглядом дал понять окружающим, кто здесь хозяин, и наконец-то рявкнул медведем, тряхнул бородой:
– А ну-ка, поди сюда, девка на выданье!
Наталья ни жива ни мертва – сердечко бьется синичкой в сенях, а ну, как тятя откажет? – подошла, встала рядом, опустила в пол глаза, едва не упала на руки матери, как выслушала свою судьбу:
– Скоко тебе, девонька, стукнуло? Ага, оно и верно. Так вот, мила моя, отдаю тебя я замуж за Егорку. И не смей мне перечить! – с этим словом Никита стукнул кулаком по столу. – Человек он, видно, хороший, не грех породниться! Да и на настоящий день, нет жениха виднее его… – И уже к сватам и Егору: – Значит, как договорились: на Покрова свадьбу сыграем!
Несмотря на разную веру и возраст, отдал Никита Наталью в шестнадцать лет замуж за Егора. Девять лет разницы в годах – не великий срок. Лишь бы жилось складно, да по-хозяйски, а о любви не заботились. Любовь сама придет, когда первое дитя криком напоет!
Скромная, по староверским канонам, свадьба прошла в назначенный день. Вошли молодые в новую, срубленную с помощью соседей-односельчан избу, и зажили теплой, сладкой жизнью в любви и согласии.
…Робко вошли мужички в Егоркину хату, голосами горницу наполнили, молодую хозяюшку приветствовать стали. Наташа в это время первые пироги с печи снимала, ответила улыбкой, пригласила гостей за стол. В голосе красивой, молодой женщины нет и тени намека на ругань: как Егор сказал, так и будет! Если привел людей в дом, значит, так надо. Однако немного пристыдила мужа, что в дырявых валенках по деревне гулял у всех на виду. А увидев единоверца, деда Мурзина, засмеялась:
– Что же это ты, дедушка, закон нарушаешь?
Тот слепо потупил глаза, но быстро нашел слова для ответа:
– Да уж, бес мне руки завязал, рот открыл, вино заливает. Хочу противиться, но душа с бесом заодно, вина просит… Ты уж прости, меня, внучка: отмолю грех сполна… – перекрестился, – может, простит… Токо бабке моей пока не говори, где я!
– Да как же не говорить-то? Вон, посмотри в окно, Казариха уже пальцем на наш дом указывает, твоей бабке объясняет, где ты…
– Ишь ты, и точно… – Дед Тит вытянул шею глухарем, и тут же спрятался за занавеску. – Щас, прилетит, утка карковая! А ну, Егорка, наливай быстрее, покуда арест не произвели…
Присели мужики за стол, продукты разложили, вино по стопке налили. Наталья пироги подала. Все выпили, стали хвалить хозяйку, но постепенно перешли к основной теме. Одни разговоры у таежников, о тайге-матушке, да ее прислужнице-кормилице Охоте. В знак уважения годам, все сначала слушали Варлама Никитича. Таежник, в свою очередь, пока бабка не пришла, хватив лишний стаканчик вина, увидев свободные уши, – с единоверцами вот так запросто не поговоришь, – разошелся, побежал по хребтам да перевалам, стал объяснять, где был. Стал учить, как соболей обметом ловить, да прочим премудростям таежного промысла. Однако наступила пора выслушать хозяина дома.
Не любил Егор много говорить, но в настроении, с хорошими людьми разговорился, вспомнил прошедший сезон, как они с Семеном Пономаревым соболя неделю тропили, да едва не проспали добычу. И еще вдруг вспомнил казак о своем странном сне. Почему так случилось? Никогда о нем раньше никому не рассказывал, а тут будто кто за язык потянул.
– А приснилось, мне, мужички, такое диво: будто хоровод я со снежными бабами водил… в центре, статуя из золота.!
На Гришку да Мишку этот рассказ особого впечатления не произвел. А вот дед Мурзин и Чигирька рот открыли. Знает Варлам Никитич значение сна. Чигирька, потомок древних охотников, хакас, вспомнил старую легенду.
– Неужто точно, ту фигуру из чистого золота видел?! – остеклился глазами дед Мурзин.