Тропа бабьих слез - Страница 23

– Может, однако, ткнулись, сополя промышляли, лапас находи, шкурки бери, – насыпая в трубку табак, проговорил Оюн.

– Ладно, хорошо, этих тоже заметим, хотя тоже непохоже, что Семен вор… пусть у него характер своенравный, но чтобы что-то чужое взял, вряд ли… про Егора не скажу, он из новых… – размышляя, потянул бороду Фома и опять спросил: – Кто еще был?

Софья уткнулась в книгу, потянула руку вниз, опять назвала фамилию:

– Гришка Соболев последний заходил, в середине марта. Он один был… и вот еще… – назвала другие фамилии. – Всех – двенадцать человек.

– Кришка Сополев?! – переспросил Оюн. – Нет! Кришка – кароший охотник, один тайга броди. Кришка чесный окотник, сополя не бери!

– Не знаю, Оюн, на кого думать… После Гришки еще мужики были. Всех было двенадцать человек. Ну, за свояка я поручиться могу: Добрынин Ванька не возьмет, да и своим напарникам не даст. Остаются другие: Пономарев, Подольский, Соболев, еще шесть поселковых. Из них, думаю, вора проще найти, все равно, кто-то деньгами сорить будет! Двадцать три соболя – дело не шуточное, деньги большие, – хмуро высказался Фома и вдруг ободряюще похлопал тофалара по плечу: – Не переживай, Оюн! Покажут себя твои соболя! Найдем вора! Будет время, выкупим мы тебе невесту! – и покосился на дочь. – Только не Софью!

– Пашто так? – хмельно качаясь из стороны в сторону, удивился Оюн.

– Да не родятся у русских баб дети от тофаларов! Не будет у тебя внуков, – грубо соврал Фома, – седло не то!

– Как то?! – выкатил глаза Оюн.

– А вот то!.. Софья на коне верхом ездит, а у коня седло не то, на оленя не подойдет… значит, не сможет Софья на олене ездить.

К широко открытым глазам Оюн добавил рот. Было видно, что из сказанного он ничего не понял, однако в хмельном восприятии все же хотел казаться умным. Важно нахмурив брови, Оюн обреченно покачал головой и скромно выдавил:

– Мой понял! – и Тулюшу: – Однако, сын, Софья нам не надо, седло не так. Поедем, однако, к Табаргаевым. У них пять точка замуш надо. Табаргаев говорит, у моей девка любой седло как раз!..

8

След соболя – триумфальное шествие дорогого пушного зверя по Великой сибирской тайге! Небольшие, размером с деревянную ложку четки приводят в восторг любого промышленника, следопыта за мягким золотом. Простые, косые метки на холодном, безжизненном снегу, а как много они значат для человека, хоть единожды испытавшего фарт охотничьей удачи! Несведущему барину, городскому дилетанту мало что станет известно от первого взгляда на цепочку небольших ямок на поверхности зимнего покрывала. Иной не сможет различить, кто оставил следы. Другой равнодушно вскинет плечи: «Ну и что? Может, пробежал заяц или лиса…» А настоящий профессионал-соболятник в волнении склонит голову низким поклоном (будто в дань уважения перед проворным хищником!), проверяя следы зверька. И сразу все станет ясно. Через минуту у охотника найдутся все ответы на скрытые вопросы: кто, куда, зачем, для чего прошел, и есть ли смысл преследовать зверька. Опытный глаз быстро, без сомнения отличит кота от кошки; сытый соболь или голодный; ищет мышей (мышкует), кормится или возвращается на лежку в теплые корни кедра; проходной или местный; молодой или старый; больной или здоровый; сильный или слабый и прочие тонкости. В итоге старый, опытный промысловик может даже определить цвет шкурки зверька и не ошибиться на одно слово. Кто-то спросит у соболевщика с затаенным дыханием: «Откуда ты это все знаешь?» На что охотник просто, без гордости, степенно подкуривая самокрутку, ответит: «Годы, ноги, да здоровье!..»

Обитая только на одном континенте земного шара, соболь всегда был дорогостоящей валютой в торговле. С незапамятных времен шоколадные шкурки служили козырем при обмене товара. Цари, короли, шахи, вельможи, богатые люди разных стран никогда не скупились расчетом с русскими купцами за естественное великолепие природы. Любой был готов отдать баснословные барыши за мягкий, неповторимый по красоте ворох полосатых шкурок. Никто не жалел золото, шелк, зерно, оружие и прочие редкие товары за искушение иметь богатую шубу. На том держалась торговля с заморскими делопроизводителями «от рода начального». Это подтверждает имя хищному зверьку, что в переводе с древнеиндийского переводится как соболь – полосатый.

Старые люди помнят от своих предков, какими щедрыми и богатыми были края сибирские по наличию соболя. Иной старожил, степенно бодрствуя остатки лет своей жизни на завалинке, масляно щелкал языком, вспоминая прошлое: «Соболя было, как бурундуков на орехе!» С этим нельзя не согласиться, так как всего полтора столетия назад шкурки соболей считали сороками (связка в сорок штук), а примитивные орудия ловли кулемы добывали в сезон по два, три и более зверьков каждая.

Легко объяснимо, что исконные места обитания соболя – Сибирь – не осталась без внимания предприимчивого глаза. Многотысячная армия охотников за мягким золотом опутала просторы тайги паутиной беспощадного промысла. Чтобы прокормить себя и свои семьи, «простые смертные», переселенцы голодного запада, люди из-за Каменного пояса (Урала) заполонили некогда девственные места Сибири, добывая соболя в таком количестве, насколько позволяла охотничья котомка. Промысел без границ хаосом вездесущего шелкопряда нанес поголовью хищного зверька ощутимый урон. За сто лет массового истребления (XIX – начало XX века) соболь стал настолько редким для родных мест, что встретить знакомую чету следов – большая редкость, а добыть – настоящая удача. Дефицит шкурок соболя породил настоящий бум пушной лихорадки. Цена на соболя возросла в десятки раз. Добывая две-три шкурки в сезон, соболятник мог безбедно прожить с семьей год. Вот только какой ценой, силой и упорством доставались промысловику шкурки соболя, знает суровая зима, бессонные ночи, избитые ноги да здоровье охотника.