Тропа бабьих слез - Страница 25

Горит костер. Редкий дым поднимается столбом и рассеивается высоко в воздухе: к хорошей погоде! Вокруг, куда ни посмотрит глаз, красота высокогорий! Грязные плешины не растаявшего снега перемешиваются с молодой зеленью. Густая трава пестрит яркими эдельвейсами и жарками. Ароматный воздух несет свежесть подступающего вечера. Запах молодой смолы растворяется в терпкой прохладе оттаявшей земли. Холод ледников несет сырость промозглых каньонов. Вершины господствующих пиков разбивают визуальное представление о близости предметов. Кажется, стоит протянуть руку, и можно дотянуться до отдельной гряды камней. На самом деле, курумники находятся на расстоянии полета пули. В горах все по-другому, чем в глухой тайге. В глубоких долинах празднует бал жаркое лето. Здесь, под Курбатым гольцом, еще весна.

Егор любуется красотами гор. Второй день, как на пиках гольцов растворились облака. Он не знает, не помнит дороги, как Григорий привел его сюда. Все дни, пока они шли сюда, над тайгой стояла плотная пелена туч, по горам нельзя было определиться, где находишься. Мелкий, моросящий дождь вымотал силы. Сильный, волевой Егор под конец пути горел желанием отказаться от перехода, идти назад. И только спокойная, безмолвная спина Гришки тянула и звала его вперед. Иногда выносливый проводник останавливался, строго смотрел в глаза напарнику, будто проверял дух Егора. Егор молчал, знал, испытывает его Григорий. А тот равнодушно отжимал мокрую кепку, укрывал на спинах лошадей груз и опять продолжал шагать вперед:

– Сегодня дождь, завтра хорошая погода! Не сахарные, не растаем!..

Так и получилось, не растаяли. Однако когда пришли на место, ночь проспали у потухшего костра, не было сил проснуться, подживить огонь. Утром встали от холода, на одежде снег. Кое-как справившись с волей, стали работать, готовить лес для постройки. А лошади, после перехода, еще день не могли встать на ноги…

Любуется Егор красотой диких гор, удивляется: как могла природа создать такое чудо? Смотришь пики, глаз не отвести, будто бабка ворожея взгляд присушила! Горы, распадки, поляны луговые, гривы каменные, ущелья черные, будто из сказки про Кощея Бессмертного. Если смотреть долго, разыграется воображение: вот они, чертоги злодея! И станет немного не по себе, кажется, выйдет из-за пика страшный демон, спросит: «Зачем пришли? Уж не за той ли красавицей, что спрятана в горном каньоне?» А навстречу Кощею добрый молодец на лихом коне: «Вот он я! Долго я к тебе ехал, отдавай мою красавицу! Не отдашь добром, будем биться!..»

Егор много раз задавал себе вопрос: как Гришка шел без какого-то ориентира шесть дней и не ошибся в направлении? Проводник на его немой вопрос лишь тяжко вздыхал: «Коней жалко… ноги по камням набили!» Лошадей Егору тоже жаль, однако и о себе подумать не грех, как поднимались последний хребет, ноги судорогой свело, не разогнуть. Гришка на боль Егора вопрос решил быстро, ткнул острием ножа в мышцы, судорога отступила, легче стало.

– Я себе всегда так делаю, когда ноги заламывает! – смеется Гришка, толкая нож в ножны. – В таких случаях главное – острие под рукой держать… вдруг где на переправе такой случай произойдет!

Переправ было много, Егор со счету сбился. За один день несколько речек преодолели, где вброд, а где и за лошадьми, вплавь. За ними хребты, перевалы, спуски, водоразделы… наконец-то пришли! Умный бы сказал: «Макар телят не пас!» Наверно, так и получается. В таких местах пастухам не место, медведи в вид друг за другом по луговым полям ходят, квадратные головы на людей смотрят. Егору не по себе, зверям со счету сбился, а Гришка смеется:

– Не трусись, мужик! Они нас сами боятся!

Медведя Егор не боялся, не из робкого десятка, одно слово – казак! Казакам трусость неведома. Другое дело, интересно знать, куда пришли, где они находятся. Гришка, будто понимая состояние друга, при хорошей погоде стал объяснять.

– Вот, перед нами бугор каменный, в скалах: это и есть Курбатый голец. Это он со стороны кажется высоким да неприступным, самый высокий в округе. А сейчас маленький потому, что мы рядом с ним на высоте, все время, сколько дней шли, постепенно поднимались. Зачем поднимались? Так, паря, чем выше в горы, тем соболь чернее, дороже стоит!

– Можно было в логу избу срубить, а за соболями сюда подниматься, – высказал свое мнение Егор.

– Неправильно думаешь, – усмехнулся Гришка. – А ну, как снег задавит? Вниз по снегу проще уйти, чем в гору подняться. Опять же, с другой стороны, изба наша стоит на перепутье, вот он, перевал. Отсюда можно легко уйти в вершины четырех рек, туда или сюда. По вершинкам соболь всегда держится. Что было бы, если бы мы с тобой зимовье в логу срубили? Одно направление, по займищу, вдоль реки. Там соболя мало, тропить тяжелее… думать надо, паря!

Егор молчит, понимает, что словами Гришки говорит истина: он опытный, потомственный охотник, ему и карты в руки. Раз он так делает, значит, все правильно. А Григорий дальше показывает, рассказывает да объясняет, где какие места, называет господствующие гольцы, куда ручьи бегут, чтобы лучше было ориентироваться Егору не только в хорошую погоду. Как-никак, промышлять здесь придется, а в тайге всякое бывает…

Наконец-то дошла очередь до далеких рубчатых гор, что сзади. Гришка повернулся вполоборота, привлек внимание напарника, стал показывать пальцем:

– А вон, видишь, три пика вместе? Да, те, что самые низкие? Вот, за ними, с той стороны вы в прошлом сезоне с Семеном Пономаревым соболятничали…

– Да ну!.. – не поверил Егор. – Это мы так далеко зашли?! До них отсюда, на лошадях дня два хода… и там, еще… на лыжах домой три дня шли зимой! Мне казалось так далеко…