Тропа бабьих слез - Страница 89

Другое дело – семья Погорельцевых. Никто из них не сказал упрека на судьбу. Жить в тайге, значит, так угодно Богу! Переселенцы – терпеливый, выносливый народ. В их крови нет отрицательных чувств сожаления о прошлом. Все проходящее, постоянно лишь время! Не стоит уповать на каверзы настоящего дня, завтра обязательно будет лучше, было бы желание и стремление. В сочетании с верой дух семьи Погорельцевых оставался завидным все время года. Никто из них не плакал, не сокрушался об утраченном хозяйстве или предавался скорби прошлой, счастливой жизни на Медвежьем озере. Все знали: невзгоды вынужденного переселения – явление временное. Не далее как к осени следующего года все вернется на круги своя, единоверцы из поселка помогут в этом. Главное, в их сердцах роился новый расцвет молодой жизни – Софья и Татьяна к весне готовились стать мамами! Данное ожидание – добрый знак Всевышнего! Все, что происходит, не зря!

Место для будущей староверческой заимки Погорельцевы присмотрели давно. Предчувствуя перемены во времена Великой смуты, Фома Лукич не единожды бывал в тайге в долгих отлучках, все ездил на коне, высматривал, вглядывался в новые места, подолгу задерживаясь на марях и распадках. Много добрых мест было отвергнуто. Там зимой слишком много снега выпадает. Тут для скота корма плохие. Здесь весной паводок на разлив хваткий, топит низину. Где-то кедровая марь от тропы близко. То речка маленькая, рыбы нет. Где, наоборот, зверь-медведь держится, с таким соседом жить большая проблема. Может, долго еще происходили поиски, да только Маркел однажды под перевалом Узун-арга нашел большое озеро – Тигир-коль.

Озеро было небольших, по таежным меркам, средних, около полукилометра в длину и до двухсот метров в ширину размеров. Однако молодого старовера очаровала красота горного водоема. Окруженное со всех сторон белками, оно имело изысканный вид: опрокинутое в прозрачной воде небо, девственная тайга, преимущественно из молодого, столетнего кедрача, огромные луговые поля – корма для скота, – рыба, зверь водились в достаточном количестве. Это благотворно повлияло на совместное решение выбора местожительства. Поэтому восемь лет назад, при скоропалительном бегстве, у Погорельцевых не было сомнения, где обустраивать новый быт. Тигир-коль под перевалом Узун-арга стал новым, очередным домом изгнанников-старообрядцев.

Во времена первых весенних проталин к озеру потянулись хмурые бородачи-староверы. По тайному сговору родных и близких, дружно ударили топоры. Застонали, падая, вековые кедры. Звоном крепкой стали нарушились тишина и покой поднебесных вершин. Заметалось между каменными гривами пугающее эхо. С дружным говором да прибаутками, выпрашивая прощение за беспокойство у Хозяина гор, быстро, споро работали мужики. Как на опаре, выросли ядреные стены нового, шестикомнатного дома. Медовым цветом жизни наполнились светлые комнаты. Из глинобитной печи, над крышами застился густой, едкий дым человеческого жилья. Вместе с оживлением природы над новой заимкой разлетелся детский плач.

Софья родила Гришатку весной, когда над дальним лиманом на чистую полосу воды с неба упали первые гуси, а рыжеперые капалухи плотно присели на яйца после глухариных свадеб. Сынишка родился крепким и здоровым, как упругий ствол ольхи, который можно согнуть, но сломать нельзя. Дохаживая последние дни беременности.

За Софьей наступила очередь Татьяны. Срок рождения первенца Маркела и Тани пришелся на август. Новая староверческая заимка приобрела лицо продолжения жизни. Последующие годы несли семье только радость. К настоящему времени, через восемь лет после переселения, у Погорельцевых было четверо детей. Жизненный уклад людей тайги возымел благодатную стабильность и постоянство. По прошествии времени у староверов стали подживать рваные раны прошлого.

От Небесного озера до Перевала бабьих слез на коне два дня пути. До могилы Григория Соболева еще ближе. В теплый день угасающего августа Софья повезла сына на могилу отца. Семилетний Гриша к настоящему времени научился хорошо держаться в седле заметно постаревшего Воронка, управлять послушным конем и достаточно «плотно» чувствовать телом неровности таежных троп. Собираясь в дорогу, Софья с вечера сложила необходимые вещи – рассчитывала быть в тайге три ночи, – а рано утром, едва гольцы посинели от возрождающегося рассвета, была в дороге. Еще не проснувшись от сладкого сна, сонный Гриша недовольно куражился, собирая на лицо и одежды огромные капли росы с веток. Не обращая на сына внимания, строгая мать неторопливо гнала лошадь вперед: пусть привыкает в жизни. Ему предстоит выдержать не такие мелочи!

Очень быстро Гриша проснулся от встречных поцелуев восточного ветра, справился с чувствами, ожил и, созерцая вокруг животрепещущий мир, предался красотам окружающей тайги: «Это почему? Это куда? Это где?..» Софья улыбалась: весь в отца, такой же любознательный и пытливый. Это в семь лет. А что будет дальше?

Долго путая следы по белогорью, стараясь выехать на тропу незаметно, Софья нарочито гнала коня по топким мочажинам, по каменистым осыпям, по руслу длинного ручья и наконец-то, воспользовавшись переправой, выгнала коня в завал и долго ехала по глубокому мшанику. За годы изгнания в крови Погорельцевых выработался врожденный инстинкт самосохранения: путать следы даже тогда, когда ты один и далеко от заимки. Береженого Бог бережет! Для сына поведение матери вызвано глубоким пониманием. По рассказам старших, Гриша знает, что есть неверные люди, кто может изменить их жизнь в плохую сторону. Поэтому в данную минуту Гришатка молчит, стараясь провести Воронка след в след за лошадью матери.