Тропа бабьих слез - Страница 98

– Они…

Сергей сразу все понял, бросился на стан за карабином. Неторопливой, теперь уже спокойной походкой Маркел прошел за ним, однако не за своим ружьем, а за топором.

– Что?.. Где?.. Откуда стреляли? – суетился Сергей, клацая затвором.

– Не бойся, они ушли. Сейчас пока стрелять больше не будут. Это был предупреждающий выстрел… – уверенно заверил Маркел и покачал головой. – Куда пуля ударила?

– Вон, в пихту… – показал Сергей.

Они прошли к пихте, на которой светилась свежая, еще не успевшая напитаться прозрачной смолой метка. Отверстие было одно, на входе. Пуля была в дереве. Маркел ударил топором, отколол положенную толщину болони, потом осторожно выковырял круглую, свинцовую пулю.

– Шестнадцатый калибр. Гладкий ствол, – рассматривая на ладони смертоносную каплю, пояснил он.

– Вот собаки! Сволочи! Что, не могли словами сказать, что это их прииск?! Обязательно надо выстрелить!.. Так и убить можно… – ругался Сергей.

– Они не покажутся на глаза.

– Почему?

– За ними еще одно убийство. Это они тогда убили Гришку Соболева.

– Ты уверен?! Вот гады! А что же мы тогда стоим? Поехали, перехватим на перевале! Я их сам лично перехлопаю!

– Не надо, пусть едут, – спокойно остановил Сергея Маркел.

– Так уйдут же!.. Не узнаем, кто…

– Зачем узнавать? Я видел, кто стрелял. Я знаю, кто это.

6

На заимку к Тигир-колю они вернулись неожиданно рано. Седой туман плотным одеялом ласкал еще не остывшие воды Поднебесного озера. Из-за перевала Пайдаба просвечивались первые лучи восходящего солнца. Склонившиеся травы остекленели от легкой изморози. С махровых шапок кедров-великанов падали дозревшие шишки. Ароматный запах осени приносил первую грусть от уходящего лета. Ностальгическое состояние красил первый снег на высоких белках: скоро зима!

Несмотря на ранний час, Погорельцевы не спали. После утренней молитвы староверы собирали на стол завтрак, однако собаки отложили трапезу на некоторое время.

Услышав предупреждающий лай верных хранителей заимки, все быстро вышли на улицу. В ожидании «людей с ветру», Погорельцевы долго гадали, кто бы это мог быть, и были немало удивлены Маркелу и Сергею:

– Оте, здравствуйте! Што так рано? А мы вас к послезавтрему ждали!

Хмурыми лицами, отдав ответное приветствие, золотоискатели тяжело спешились с уставших коней, привязали их к коновязи и начали свой тревожный рассказ:

– Долго ехали, всю ночь. Торопились. Однако не успели…

– Что случилось? – понимая, что произошло что-то важное, осведомился Фома Лукич.

– Большое предупреждение было нам. Стреляли в нас, – хмуро ответил Маркел и задал наводящий вопрос: – Гости были без нас?

– Были, – не понимая, к чему весь опрос, переглянулись староверы.

– Кто?

– Дык… на третий день, как вы ушли, Добрынин Ванька, Мальцев Гришка да Тулин Васька заезжали. Ночь ночевали, да к себе, где соболя зимой промышлять будут, уехали.

– Про нас знают?

– Дык… говорили, что вы золотишко шорохать пошли. Что скрывать-то?.. Вроде свои люди, родственники.

Маркел и Сергей тяжело переглянулись. Маркел полез в карман, развязал тряпочку, показал на ладони свинцулину:

– Вот пуля… из пихты вырубил. Стрелял Иван Добрынин.

У Погорельцевых шок не меньше, чем у Маркела и Сергея. Почерневшими лицами староверы приняли страшное известие. Дед Лука приложил ладонь к груди, присел на чурку: что-то колет. Фома Лукич недолго смотрел пулю, сделал свой вывод:

– Пуля меченая, знатная. Две таких у Чигирьки. К Чигирьке надо ехать, что он скажет.

7

К поселку подъехали затемно, во второй половине ночи. В очередной раз, остановив коня, Маркел долго слушал темноту, настороженные звуки таежного поселения. Размеренная тишина черных домов обостряла бдительность опытного человека тайги. Маркел знал, что представленный покой сна обманчив, никогда не доверяй первому впечатлению. Однако в этот час все было как обычно.

Спят поселенцы, нигде нет приветственного огонька, всюду мрак. Не слышно лая собак. Не мычат коровы, не ржут лошади, не поют петухи. Глубокая ночь обняла ласковым покрывалом живые души людей и животных, освобождая дух и тело от напряженного дня.

Полностью убедившись в безопасности, Маркел тронул за уздечку коня, увлекая за повод лошадь, на которой ехала жена. Миновали поскотину, по избитой копытами лошадей дороге въехали в поселок. Необычный простор улицы после тайги доставлял обоим непривычное неудобство. Так бывает, когда после узкой, таежной тропы из-под сводов сумеречного леса выезжаешь на открытое место. Кажется, что все тебя видят, смотрят на тебя подозрительно, показывают пальцами. Не часто Погорельцевы выезжают к людям.

Несмотря на поздний час, видимость доставляет удовлетворение. После высоких гор обычная, грязная улица кажется городским проспектом, где Маркел и Таня никогда не были. Россыпь ярких звезд на небе отлично указывает дорогу, хорошо видно дома, отдельные постройки, глухие, староверческие заборы по всей длине улицы. Маркел впереди едет неуверенно. В этом мире цивилизации он нечастый гость. Отшельническая жизнь старовера подобна образу дикого оленя. Только там, в горах, Маркел чувствует себя свободно и уверенно. Выезжая иногда, раз в год в поселение, он на следующий день старается уехать назад, в тайгу: «Как вы тут живете? Шум, суета да скованность».

Татьяна, наоборот, так и старается ехать впереди мужа. Здесь, в поселке, она родилась, выросла, провела счастливые годы юности в семье. Здесь ей знаком каждый дом, улочка, камень, лужа на дороге, тропинка к речке, деревья за поскотиной, куда она ребенком бегала с подружками за грибами и ягодами. Тане хочется поскорее увидеть свой родной дом, где она жила шестнадцать лет.