Тропа бабьих слез - Страница 49

Мария Яковлевна выслушала ее короткий рассказ, перекрестилась, стал успокаивать:

– Не убивайся раньше времени. Может, тому были причины. Время расскажет!

Софья притихла: наверно, правда, рано придаваться. Срок, означенный Григорием, еще не вышел. Прошло только пять дней, а он обещал вернуться на десятый. Или не проезжал он вовсе, а остался там, в тайге, а коня отправил домой? А может, с ним случилась беда, несчастье, и он лежит сейчас раненый, беспомощный?!

Софья в страхе подскочила на кровати:

– Матушка! А как с ним худо сталось?

– На все воля Божья! – покорно перекрестилась Мария Яковлевна. – Что есть, не изменишь. А то, что было, узнаем!

Софья успокоилась, тут же предалась молитвам, обращаясь к Богу с защитой любимого человека.

Через какое-то время на улице опять заговорили. Рассмотрев следы лошади, все вернулись назад, горячо обсуждая ночное происшествие. Дед Лука говорил, что Рубин прошел налегке, без седока. Фома Лукич робко протестовал отцу, ссылаясь на глубокий отпечаток копыта в грязи: так ноги ставит тяжелый конь, с человеком на спине. Офицеры в сторонке молчали: люди тайги сами разберутся. Однако отец и сын так и не пришли к единому соглашению, критикуя плохие погодные условия, так как обильная, утренняя роса быстро смазала ночные следы лошади.

Для Софьи данное определение не принесло покой. Девушка осталась в неведении, как и все жители таежной заимки: где Григорий? Проехал или остался в тайге? Но так как вопрос оставался неразрешимым, все опять положились на будущее, разумно считая, что время все расставит на свои места: «Сегодня – завтра, день – два, и все встанет ясно. Придет Гришка, никуда не денется! Вон, один на полгода уходил, да возвращался. А тут, поди, где ж его искать?! Мильён народу надо, чтобы все распадки просмотреть».

На том и порешили. Каждый стал своими делами заниматься, на заимке у староверов столько работы, за день не переделать! В хозяйстве корова, подросток, теленок, кобыла с жеребенком, семь ульев с пчелами, десятка полтора куриц. А тут еще кедровый орех на носу. Конец августа, скоро падалка пойдет. Рыбы в бочки надо на зиму засолить, к зиме готовиться. У рабочего человека каждый день на учете, только успевай, разворачивайся! Некогда просто так, без дела, по перевалам ходить.

Незаметно пролетает день. После утренней молитвы староверы расходятся кто куда. Фома Лукич идет на пасеку, к пчелам. Маркел с Сергеем Масловым сено на сеновал перекидывают. Мария Яковлевна готовит на всех обед. Софья стирает. Дед Лука дрова в поленницу перебирает. Даже полковник Громов без дела не сидит, носит в ведрах на коромысле воду из озера: и то дело!

Однако как ближе к вечеру, управившись с обязанностями, Софья исчезает. Офицеры растерянно смотрят вокруг: вот только была, и нету! Маркел смеется: «Как корова языком слизнула». Дед Лука с Фомой неопределенно пожимают плечами: «Диво, а не Софья. Странная какая-то стала в последнее время». И только Мария Яковлевна молчит. Она знает, где сейчас находится дочь.

Опять Софья сидит на своем пригорке, подавленно смотрит на затухающий закат. Вот уже солнце присело на пики длинных деревьев на вершине перевала. Играя в теплых лучах, столбиком толкутся комары. На озеро с шумом упали утки. Рябуха-кедровка, провожая уходящий день, трепетно рвет крыльями прохладный воздух. Где-то в траве, собирая шишки, бегают бурундуки. Свежий воздух напитан сухостью перезревших трав, выстоявшейся смолой, теплом земли, прелыми иголками под корнями кедра.

Небольшой промежуток времени, отпущенный Софье до вечерней молитвы, красит сознание девушки настойчивым ожиданием. Что бы ни происходило вокруг, Софья связывает с Григорием. Зашумит ли трава от ветра, девушка думает, это он, увидев ее, осторожно подкрадывается сзади. Где-то на речке послышится всплеск воды, ей кажется, конь переходит реку. Там, за поворотом, закричат тревожно птицы, она уверена, что их испугал Григорий.

Софья вскакивает с места, напряженно вытянувшись телом, приложив ко лбу ладонь, смотрит вверх по реке, в тайгу. Проходит время, все становится на свои места. Стихает ветер, по-своему, как и прежде, разговаривает речка, а неугомонные птицы, разобравшись на своем языке, разлетаются по своим местам. Девушка опускается на место, клонит голову и опять долго, терпеливо ждет перемен в природе. Она понимает любое изменение в равномерной жизни тайги: что-то новое, необычное всегда сопровождается тревожными сигналами со стороны. И этого не изменить.

На горы опустился вечер. Быстрое солнце завалилось за далекий перевал. Гладь озера окрасилась в серый цвет. Река притупила свой бег. Ветер прилег отдохнуть на пушистые лапы деревьев. Незаметно отсырела трава. Перед наступлением черной ночи умолкли птицы. Пора и Софье идти домой: скоро вечерняя молитва, но перед ней еще надо управиться по хозяйству.

Софья встала, подвязала платок, оправила фартук, шагнул вниз, но вдруг задержалась. Она услышала чавканье копыт по грязи. Девушка вздрогнула, насторожилась: почудилось?.. Еще какое-то время она стояла в напряжении, готова идти дальше, но опять различила ясное фырканье лошади. Сомнений не оставалось: по тропе, сверху, кто-то шел. А кто может идти, как не Григорий? Да! Вон, на далеком повороте, в просвете между деревьев, мелькнула и исчезла тень!.. Софья различила силуэт лошади!.. Это он!..

К щекам девушки прилила горячая кровь. Сердце взлетело и упало, сознание порхнуло сорвавшейся птицей: что делать? Остаться здесь и ждать, когда Григорий подъедет сам? Нет! Лучше выйти навстречу, встать рядом с тропой, а потом, когда он будет проезжать мимо, неожиданно выйти из кустов. Вот будет смеху!