Тропа бабьих слез - Страница 69

– Пока чай закипает, берите лошадей, тащите оленей сюда. Скоро стемнеет, тут разделывать будем.

Солдаты медленно, устало, но беспрекословно поднялись со своих мест, взяли лошадей, пошли за оленями. Маркел хотел им помочь, но Василий осадил его:

– Сиди, сами справятся, – и попросил: – Лучше попроси у товарища курить.

Маркел стал будить Сергея, да где там! Тот спит как бурундук в корнях кедра зимой, никаких эмоций. Пришлось Маркелу брать из его котомки махорку без спроса: завтра все объяснится. Василий торжественно закрутил самокрутку, закурил от костра, стал добрым.

– А что, во всех поселках комиссары сидят?

– Я не знаю, – пожал плечами парень. – Мы на заимке живем, до первого поселка еще два дня хода. Люди иногда приходят, говорят, что Советы крепко осели. Вон, Сергей с Громовым у нас отсиживаются…

– Кто такой Громов?

– Тоже из ваших, вроде как полковник.

– Ишь как… всех по медвежьим уголкам разогнали. Знать, дело совсем плохо. – И уже с сожалением: – Говорили мужики, по домам расходитесь, амнистия будет! Так нет, господа землю обещали… хотелось как лучше, получилось как всегда. Мы ить, из крестьян, тайгой не венчанные. Где бы лучше землицу пахать, рожь да пшеницу сеять, коней разводить, хозяйством заниматься. А тут такое дело! Сколько гор туда-сюда исходили, черт ногу сломает. Кони от натуги сдохли. Как еще сами не сгинули… эх, вот еще бы к семьям вернуться, да пожить немного в спокойствии, – и Маркелу: – Как думаешь, расстреляют нас али нет?

– За что? – не понял парень.

– Ну что белые, царю служили, да воевали против большевиков.

– Не знаю, – пожал плечами тот. – Я не знаю, кто такие большевики, не видал. В поселке сам уже два года не был, дядька Фома не пускает, говорит, нечего делать, а то куда-нибудь заберут. Вон наши, староверы, кто в деревне, всех забрили: сначала на войну германскую, потом в революцию, кого к белым, других к красным. А мы семьей так и живем тут, в тайге, на заимке. Род наш – Погорельцевы, слышал про таких?

– Нет, – твердо заверил Василий, – не слыхивал… по тайге много кто по скитам живет, разве всех узнаешь, – и, глядя, как Маркел смотрит горящими глазами на оружие, опять предложил: – А ты забери винтовки-то, упрячь куда-нибудь. Ты в тайге живешь, зверем занимаешься. Вон как оленей положил: красота! А нам они ни к чему, все одно красные отберут.

Максим и Иван притащили лошадьми убитых оленей. Все вчетвером быстро освежевали туши, стали варить, жарить мясо на костре. Солдаты быстро наелись и, не докурив самокрутки, тут же уснули у огня, где сидели.

17

Маркел проснулся от непонятного, ласкового прикосновения: кто-то целовал его в лицо… Сладкий сон праведника изменил направление. Горы, тропа, лошади, бесконечная тропа растворилась, перед глазами предстало милое, нежное, улыбающееся лицо Тани. Он удивился видению: откуда она здесь? Последний раз юноша видел девушку два года назад, когда тайно приезжал в поселок ночью на праздник. Маркел до настоящего времени помнит мягкую речь, плавную походку, чистоту искрящихся глаз. Он всегда ее помнил маленькой шалуньей, девочкой-проказницей с растрепанной косичкой, ниспадающей на спину из-под платочка. И вдруг Таня выросла, предстала его взгляду в другом образе, который не забывается до конца жизни. Отец и мать Тани были не против свадьбы. Марекл был единоверец, спокойный, покладистый юноша. Единственным препятствием был возраст дочери. Староверы отдают дочерей в жены рано, однако стороны пришли к единому соглашению, подождать еще два года, когда Тане исполнится шестнадцать лет. Все это время Маркел терпеливо ждал означенного срока, до которого оставалось два месяца. Покров в октябре служил границей окончания холостой жизни парня. Молодая невеста снилась ему едва ли не каждый день, он скучал по Тане, как перелетные птицы ждут весны, чтобы вернуться на родную землю из далеких стран. И это ожидание превратилось в любовь.

Сейчас Маркел был в настоящем шоке: неужели наступил Покров? Он протянул любимой невесте руку – вот он я, твой навеки!.. Да только лицо Тани почему-то вдруг покрылось шерстью, глаза налились черным бисером, а медовые уста превратились в шершавую змею.

Маркел в страхе подскочил на месте: что такое? Вместо любимой невесты какой-то зверь стелется, извивается, его лицо лижет. Наконец-то освободившись от пут сна, парень узнал собаку: да это же Кыргыз!

А молодой кобель ластится, скулит, прыгает вокруг, рад встрече с хозяином. Маркел приласкал собаку, погладил по голове: «Ух, чертенок, ну и напугал ты меня! Откуда ты здесь?..» Будто понимая его слова, Кыргыз отскочил в сторону, посмотрел в темноту, чихнул от удовольствия: «Я не один». Маркел приложил ухо на холодную землю – дрожит, лошади по тропе идут. Вскоре где-то внизу послышалось тяжелое, шумное дыхание, тяжелая поступь взмыленных коней с всадниками на спинах. Подъехали на свет, остановились, спешились. Маркел подкинул в костер дров, огонь озарил лица людей: Егор и Софья!

– Откуда вы? – удивился Маркел. – Что по ночи ездите!? Глаза лишние?.. Так сучьев в тайге много!

– Что нам ночь? – сухо ответил Егор, присаживаясь рядом, своим поведением давая понять, что случилось что-то очень важное. – Конь дорогу ногами чувствует, деревья стороной обходит. Что по тропе не ехать? – и кивнул головой на солдат: – А это кто такие?

Маркел вкратце рассказал Егору и Софье о неожиданной встрече в тайге.

На шум и разговор зашевелился Сергей. Он поднял голову, осмотрелся, не соображая, где он и откуда вокруг него столько людей? Наконец-то проснувшись, он присел у костра, подрагивая телом, – замерз! – удивленно показал на солдат: