Тропа бабьих слез - Страница 78

К настоящему времени, безвозвратно одряхлев, Тришка служил новым хозяевам. Теперь его уже не спускали с цепи на волю, заставляя караулить народное имущество. В благодарность за верную охрану Тришка получал пинки, да жалкие объедки со стола. Вспоминая счастливые годы, забившись от тяжелого сапога братьев Петровых под настил, Тришка молча плакал о прошедшей жизни. Где теперь строгий, но справедливый купец Сотников? Где добрые, отзывчивые дети? Где ласковая, приветливая хозяйка дома Клавдия, всегда угощавшая его вкусной косточкой от наваристых щей? Коварная память – как жало клеща, никогда не отпустит сознание от добрых воспоминаний. У животных это чувство развито более остро. Бывает, преданное человеку животное, потеряв хозяина, умирает от тоски.

Почувствовал Тришка Таню, закрутил хвостом, заскулил радостные признания. Девушка подошла к нему, присела, как это было когда-то, ласково прижала к себе, некоторое время молчала. Он ответил ей тем же, лизнул в лицо, дрожа от волнения, замер от дружеского прикосновения. Так продолжалось около минуты. В пригоне тяжело вздохнул конь. Воронок тоже почувствовал знакомый запах, насторожился.

Таня прошла дальше, нашла коня привязанным за уздечку к коновязи, под седлом. Пребывая в шумном застолье с братьями, Ванька забыл про Воронка, оставив его на ночь без корма в ограниченном пространстве в путах амуниции.

Осторожно ступая в грязи, Таня отвязала Воронка, повела его за собой. Тришка жалобно заскулил: я тоже хочу на волю! Девушка подошла к нему, расстегнула ошейник, дав собаке свободу. Довольный Тришка побежал рядом с ними.

За поскотиной Таню ждал Егор Подольский. Он помог девушке привязать какие-то вещи, еще раз рассказал дорогу, посадил в седло:

– Как там, по-вашему? В добрый путь шествовать?

– Так, – с улыбкой ответила Таня. – Спасибо!

– Ну, тогда с Богом! – и легонько хлопнул Воронка по крупу.

Осторожно ступая, конь плавно понес свою хозяйку на спине в темноту ночи. Тришка побежал за ними, но скоро вернулся назад. Старый пес виновато опустил хвост, склонил голову.

– А ты что же не идешь с ними? – спросил Егор.

Тот молча проследовал мимо, побежал в сторону сельсовета, домой. Весь его жалкий, понурый вид говорил за себя: я уйду, а кто же за меня будет дом охранять?..

19

Нет, не знала Софья тогда, где находится золотая баба. И не стремилась узнать. Зачем ей это? Черные мысли были заняты траурными восприятиями. Смерть Григория – невосполнимый удар в ее жизни. Казалось, вот оно счастье, рядом с тобой! Стоит протянуть руки, ухватить его ладонями, и до конца дней своих наслаждаться любовью. И так все жестоко окончилось…

В один день для Софьи изменился мир. Саянские горы стали грозными, вода в реке ледяной, бродяга ветер не целовал, а колол ее лицо жгучими иглами. Потускнело солнце, почернели листья, пожухли травы. Сознание Софьи отказывалось верить произошедшему. Холодные ладони искали горячие руки. А затухающее сердце ждало неизвестно чего. И только лишь упрямая память все возвращала ее к той страшной минуте, когда она своими глазами видела останки своего любимого человека. Софья понимала, что Григорий был единственный мужчина в ее жизни. Больше у нее никогда никого не будет. Таково было ее воспитание: быть и принадлежать только одному человеку, и никак иначе! Она была связана с Григорием неразрывной цепью прочных, чувственных уз. Все мысли были только о нем, и в этом было что-то непоколебимое, верное, преданное, как рассвет над горами, который никогда не изменит новому дню.

Могла ли Софья в те дни думать о постороннем, таинственном, интригующем, если смерть Григория была окутана более загадочными обстоятельствами? Гришку убили, Чигирька доказал это. Об этом говорили вещи в котомке: нож, лоток, две палочки с еловой бородой, окровавленная, простреленная пулей рубаха. Зачем ей какой-то камень, веревка да чистая тряпка? Не нужна Софье золотая статуя. Сознание ищет других объяснений. Она хочет узнать, кто убил Григория.

Софья понимает, что найти убийц любимого человека нелегко, как отыскать в тайге летом след росомахи. Да, нелегко… но возможно! Росомаха иногда оставляет отпечатки своих лап на песке, глине. Так и в этом случае, с Григорием, у них были какие-то улики. Они могли вывести на убийцу. Так или иначе, Софья надеялась, что это случится. Нет, в ней не было чувства мести. Она не желала зла или даже смерти человеку, сделавшему роковой выстрел. Софья хотела посмотреть в глаза тому, кто лишил ее счастья, узнать причину, почему он это сделал, задать один простой, и в то же время важный вопрос: «Тебе стало жить легче?!»

Постоянные мысли о случившемся, переживание безысходного, горький результат как точка отсчета не могли пройти бесследно. На третью ночь после того дня, как они нашли и похоронили Григория, ей приснился вещий сон. К той ночи они уже вернулись на заимку. Софья спала в своей комнате. События таежных походов утомили ее, последние ночи она плохо отдыхала. Как-то, добравшись после бани до постели, Софья успела положить голову на подушку, как вдруг увидела, что дверь распахнулась, и к ней в покои вошел Гришка. Это было так ясно и реально, что Софья не успела прикрыть изуродованную часть лица, как это было всегда, когда она видела людей. Немало удивившись его появлению, Софья приподняла голову: «Что с тобой случилось?» Гришка подошел к кровати, встал у ее ног, со спокойным лицом, не открывая холодных губ, ответил: «Тебе не понять!» «Тебя убили?» – спросила она. «Да», – так же спокойно сказал Григорий. «Как узнать, кто тебя убил?..» На ее вопрос Гришка тяжело вздохнул, покачал головой и не своим, чужим, каким-то отрешенным голосом проговорил: «Будет огонь!.. Будет прорубь!.. Будет камень!.. Будет пуля. И ты поймешь, кто меня убил». С этими словами Гришка повернулся, пошел к выходу. Софья потянулась за ним, но не смогла сдвинуться с места. «Возьми меня с собой!» – прошептала она немыми губами. «Тебе нельзя со мной идти!» – не поворачивая головы, удаляясь, ответил он. «Почему?» – закричала она от горя, понимая, что больше не увидит его. «Тебя ждет кровь!» – так же сухо сказал Гришка и ушел, закрыв за собой дверь.