Тропа бабьих слез - Страница 80

Давние гонения Погорельцевых не прошли бесследно. Предчувствуя беду, мудрый род был готов к новым событиям. Каждый из людей тайги знал свое назначение в предстоящем переселении. Староверам хватит времени, чтобы уйти на новые места незамеченными…

…Далеко и глубоко вниз по логу разнесся стойкий запах дыма. Командир верхового отряда чоновцев комиссар Мамаев догадывался о причине его возникновения, однако все еще тешил себя надеждой благополучного исхода дела. Полтора десятка красноармейцев устало следовали за своим командиром. Они ждали скорого окончания пути, когда можно будет спешится на землю, сытно поужинать, отдохнуть и славно, под вкус терпкой махорки насладиться жалкими рассказами арестованного полковника Громова.

Впереди, показывая дорогу, на старом иноходце ехал Ванька Петров. Сердце Ваньки щемило от недоброго предчувствия. Сознание трепетало от будущего наказания. Красное лицо поселкового блюстителя порядка имело жалкий вид. Ванька был зол на весь белый свет и тих как мышка под строгим взглядом Мамаева. Если бы он сейчас увидел свою нареченную невесту, без сожаления выпустил в нее пулю, как это сделал со сторожевым псом Тришкой вчера утром, когда узнал о пропаже коня. Ванька понял, кто увел Воронка, догадывался, где сейчас Таня, однако молчал, боялся рассказать Мамаеву о ночном происшествии. Как можно рассказать своему начальнику о том, что он ротозей, вместе с братьями пьянствовал всю ночь и у него украли коня, чтобы предупредить староверов? Вероятно, сразу всплывут все его самоуправства. Чем все это закончится, догадаться было нетрудно.

Перед заимкой отряд чоновцев остановился. Красноармейцы хотели рассредоточиться, окружить заимку, чтобы «разом прихлопнуть всех», как это было не раз, однако комиссар Мамаев махнул рукой: отставить!

Он неторопливо поехал вперед, потянул за собой остальных. Спешить было некуда. На огромной поляне перед озером дымились, догорая, останки староверческой заимки. В очередной раз, через полвека Погорельцевы доказали свою фамилию. Пустив «красного петуха» на все строения, оставив чоновцев с носом, люди тайги скрылись в неизвестном направлении.

Комиссар Мамаев слепо смотрел на пожарище: предупредили. Ругаясь избранными словами, пугая эхо, Ванька Петров метался на коне из стороны в сторону, отправлял группы красноармейцев по тропе вверх, в стороны. Угрожая смертельной расправой, он старался отыскать хоть какие-то следы беглецов. Однако все его старания были безуспешными. Следов было так много, что разобраться в них было так же тяжело, как вычерпать ситом воду из озера. Погорельцевы умели скрывать свое передвижение.

Приближались сумерки. Разместившись как-то под деревьями рядом, чоновцы решили оставить поиски беглецов до утра. Однако ночью пошел сильный дождь со снегом, который продолжался весь следующий день. О преследовании не могло быть и речи. У красноармейцев кончались продукты – расчет похода упирался на внезапность, при захвате заимки чоновцы надеялись на «обильное угощение» хозяев, – люди мокли под открытым небом, кто-то простыл.

Наутро второго дня комиссар Мамаев отдал приказ выдвигаться обратно. Услышав его слова, так и не добившись своего, Ванька Петров с угрозой взмахнул кулаком в сторону поселка:

– Ну, уж я этих Кузнецовых… всех на рудники отправлю!

– Кто такие Кузнецовы?! За что ты их отправишь на рудники?!

Ванька понял, что проговорился, замолчал, но Мамаев настаивал с ответом. Пытаясь как-то замять разговор, Ванька стал врать, путаться, чем еще больше осложнил ситуацию. Умело задавая наводящие вопросы, Мамаев открыл правду. Ванька рассказал, как у него украли ночью лошадь, кто украл и почему.

Комиссар Мамаев был взбешен новыми обстоятельствами событий. Ему стало ясно, что положительный исход похода изначально был обречен на провал. В ярости он хотел тут же пристрелить Ваньку, однако как-то сумел взять себя в руки: пятнадцать пар лишних глаз были некстати.

Вложив револьвер назад в кобуру, комиссар Мамаев оправил кожаную куртку и взял под козырек:

– Объявляю вам, товарищ Петров, строгий выговор с занесением в личное дело! На месте, в поселке, приказываю предъявить подробное объяснение сложившихся событий!

Холодея от ужаса, пропитавшись холодным потом, Ванька понял, что это начало конца его карьеры, или просто шикарной, вольной жизни.

20

К обеду расквасило. Теплое весеннее солнце превратило зимнее покрывало в липкую, медовую массу. Идти на лыжах невозможно! Каждый шаг дается с невероятным трудом. Снизу, на камус налипают килограммы мокрого снега. Егор поднимает ногу, бьет по широкой лыже палкой. Снег отваливается, но при следующей постановке ноги ситуация повторяется. «Пудовая гиря» налипает вновь. Очередной удар палкой по ребру лыжи. Снег отваливается и вновь налипает. Лямка нарт давит грудь, плечи. Тяжелый груз тормозит движение.

Охотники меняются местами. Егор сзади толкает нарты дышлом. Матвей встает вперед, тянет поклажу за собой. Стоит остановиться на некоторое время, полозья нарт склеиваются со снежной поверхностью, сорвать их с места требует огромных сил. Через короткий отрезок времени мужики меняются местами. И так весь день, много раз.

С раннего утра охотники прошли по займищу реки четыре поворота. В другое время года, при хорошей, натоптанной лыжне это расстояние можно преодолеть за час. Сегодня «ход» сродни поднятию целины на месте ветровала: в час по чайной ложке! Матвей и Егор понимают: надо остановиться, развести костер, переждать «припек», а к ночи, когда подморозит, идти дальше. Однако близость домашнего очага слепит глаза, туманит рассудок, разбивает кровь: «Идти как можно быстрее, в любое время дня и ночи, при любых условиях! Лишь бы скорее оказаться в родных стенах!»