Тропа бабьих слез - Страница 83

Черная темнота еще не успела полностью окутать безбрежный мир тайги. На фоне чистого, белого снега ясно видны силуэты деревьев, горбатые линии гор, постоянную змейку лыжни. В стороне, справа, большим полем, под толстым слоем льда раскинулся Казыр. Далеко впереди очередной поворот. За ним еще и еще. До Верхнего стана пятнадцать поворотов. Далеко, но ничего не поделаешь, идти надо. Впереди – жизнь. Сзади – смерть. Егор хорошо знает эти места, много раз заходил на лыжах в тайгу и обратно. Однако еще никогда дорога не казалась такой длинной и опасной.

Вдруг впереди после очередного поворота – огонек. Костер! Люди!.. Спасение!.. Кто-то остановился на ночь на Луговом ключе. Наверно, это братья Сторожевы. Кто больше? Кроме них, некому. Может, лыжи сломались или просто остановились на привале попить чай. Егор бросился вперед. Надо догнать, рассказать!..

Последние триста метров до костра Егор бежал полным шагом, иногда проваливаясь по пояс в снегу. На расстоянии он начал кричать, звать на помощь, размахивать руками: «Помогите!.. Человека убили!»

Его услышали, заметили. Рядом с костром появился человек, встал чуть в стороне, стал смотреть на него.

Оставшееся расстояние своего последнего пути Егор пошел медленно, уверенно. Человек у костра терпеливо, не перемещаясь и не двигаясь, все так же смотрел на него. Было в его поведении что-то странное, непонятное, настораживающее. Егор уже понял, что это не братья Сторожевы, а кто-то другой. Рядом с костром, палатка. Около нее – раскрытая котомка, лыжи. Над костром – котелок, чайник.

Приблизившись, Егор узнал его, обрадовался, как родному, стал объяснять:

– Там… в нас стреляли! Матвея убили… я убежал! – и осекся, увидев направленные на себя стволы ружья.

– Ты… с ними?! – наконец-то поняв, застонал Егор.

Щелкнул курок. Он медленно приложил к плечу приклад, прицелился.

– Пощади! – застонал Егор. – Ради детей моих… малые у меня… трое! Мальчонке последнему четыре месяца… как же так? Ведь мы с тобой из одного котла ели…

Ахнул выстрел. Егор упал, скошенный горячей пулей. В сознании, все еще не веря в случившееся, превозмогая боль, хотел встать. Убийца подошел рядом, выстрелил еще раз. Егор ткнулся лицом в снег, потянулся руками, замер навсегда.

Он спокойно разломил одностволку, вытащил дымившуюся гильзу, положил ее в карман, вставил новый патрон. Полностью убедившись в смерти Егора, убийца небрежно воткнул ружье прикладом в снег, взял покойного за ворот куртки, потянул к готовой проруби.

21

В мае, после ледохода, до большой воды, дедушка Трапезников ставил в Тихой курье сети. Столкнув рано поутру свою старенькую лодку-долбленку, он на шестике проплыл вниз по течению реки к знакомому месту. Там, за длинным островом, вдоль холодной струи Казыра, за линией прибоя было его самое рыбное место. Вот уже десять лет, после того как он бросил ходить в Искерки-таг (тайгу черноспинных соболей), дедушка Трапезников занимается только рыбалкой. По негласному закону жителей поселка, Тихая курья считается его законным местом. Никто не ловит хариуса, ленка и тайменя в его заводи, тем более не ставит сети. Глубокое уважение и почет старому охотнику, как подпертая палкой дверь: не входи, чужое! И с этим согласны все, кто знает именитого промысловика.

Плавно причалив из струи в заводь припая, дедушка осторожно ткнул нос лодки в тальники, куда был привязан конец сети, отвязал веревку и начал аккуратно выбирать пятидесятиметровую стенку. Вязкая, мягкая путанка в это утро не обрадовала в это утро старого человека. Для своих восьмидесяти лет дедушка был опытным рыбаком. Он знал, что в этот прохладный день рыба не идет на нерест. Постоянный уровень воды не дает желаемого стимула к продолжению жизни ленка и тайменя. Для богатого улова необходимо тепло, жаркий, солнечный день. Солнце начнет топить снег. Вода в реке потемнеет, поднимется. Это будет начальной точкой отсчета нереста. Вот тогда только успевай выбирать да ставить сеть! Дедушка часто вспоминает те дни, когда за одну ночь он снимал из своей заводи до центнера рыбы.

В начале сети рыбы вообще не было. Потом, ближе к глубине, попалось штук пять или шесть полукилограммовых хариусов. Однако ближе к середине дедушка вдруг ощутил знакомую тяжесть достойной рыбины. Такое бывает, когда в стенку запутается таймень весом до двух центнеров. Осторожно выбирая сеть, дедушка Трапезников нисколько не сомневался в богатом улове. Уж слишком тяжело подавалась веревка, поднимая из черной глубины тяжесть пойманной рыбы. Наконец-то увидев поднимавшееся к поверхности «бревно», рыболов удивился странной форме рыбины. А когда наконец различил руки, ноги и голову человека, упал в лодку на колени от страха.

Через час в Тихой заводи было полпоселка. Сталкиваясь бортами долбленок, мешая и ругаясь друг на друга, мужики осторожно вытащили из воды утопленника в лодку и, как есть, на шестах, погнали лодки к поселку. Добравшись до берега, они осторожно вытащили на камни труп, рассматривая вздувшееся, избитое лицо. Было видно, что течение воды долгое время тащило человека по дну реки, разбивая и раздирая открытые части тела. Однако как бы ни было обезображено лицо и порвана кожа, ни у кого не вызывало сомнения, что перед ними лежит Подольский Егор.

Жалость и сожаление отразилось на лицах людей. Из поселка прибежали женщины и дети. Вместе со всеми появилась Наталья. Узнав мужа, она залилась слезами. Над стремительной рекой Казыр потянулся горький, невосполнимый плач.

Более выносливые мужики нервно курили, крутили в руках шапки, горячо спорили и рассуждали по поводу случившегося. Было удивительно, как тело Егора занесло течением в Тихую заводь. Даже в самую большую воду туда не попадает ни единой коряги. Во все времена струя воды обходит курью, отбивая деревья, кустарники, топляк и прочий мусор. И почему тело утопленника принесло именно сюда, не выше, не ниже? Ведь место, где утонули Егор и Матвей, выше поселка на несколько десятков километров.