– А не надо никому говорить, – вполне серьезно проговорил Маркел. – О таком нельзя никому говорить!
– Ну, это понятно, – поддержал его Егор и предположил: – Наверно, статуя золотая там где-то лежит… рядом. Стоит поискать…
– А зачем ее искать? – задала глубоко направленный вопрос Софья.
– Как это зачем? – растерялся Егор. – Так это… достояние истории, культуры, целого народа… для людей!
– Для каких людей?! И что ты с ней будешь делать?
Егор вконец растерялся. Действительно, если найти золотую статую, что с ней делать? Разрубить, продать… или отдать властям?! Каким властям? Кто сейчас власть?!
– Золотая статуя – Бог! Это буддийский Бог Тотан! – будто читая его мысли, продолжала Софья. – А Богов нельзя рубить, делить и продавать. В статуе живет Святой Дух целого народа. Сейчас ее нельзя показывать людям. Вокруг – смута и крах. Золотая статуя слепит глаза людей жадностью. Жадность несет зло. Сейчас на земле и так много зла и горя, ты хочешь, чтобы его было еще больше?
– Нет, не хочу, – подавленно ответил Егор, удивляясь ее словам, где скрывался глубокий смысл. – Просто, может, лучше передать ее в какой-то музей… чтобы люди видели…
– Нельзя ее показывать всем! – строго отрезала Софья. – Монголы везли ее к себе, но она потерялась в дороге, так гласит легенда. Значит, Бог не хотел, чтобы она была у них. И до настоящего времени золотую статую никто не может найти. Значит, так хочет Бог! И незачем ее искать… пусть она находится там, где ей положено быть!
Сказав эти слова, Софья коротко посмотрела на Маркела, дернула за уздечку, поехала вниз по тропе. Маркел последовал за ней.
Егор стоял на месте, переосмысливая ее слова. Ему показалось, что она недоговорила. Или не хочет говорить? Знает много больше?! Последняя фраза Софьи – «Пусть она находится там, где ей положено быть!» – имела вескую основу. В сознании Егора мелькнула мысль, да такая, что на лбу выступили холодные капельки пота: «Неужели… Софья знает, где находится золотая статуя?!»
…Спустившись с Перевала бабьих слез по южному склону в речную долину, Сергей остановился на берегу небольшой речки. Отпустив уздечку, он дал коню напиться, а сам вспомнил о Софьином подарке. Запустив руку в котомку, Сергей достал тяжелый мешочек, развернул его и… едва не свалился с седла. В его руках лежали два сочных, размером с кулак мужика, золотых самородка.
В субботний день угасающего августа, ближе к обеду, в дом Кузнецовых пожаловали гости. Остановившись у ворот, Ванька Петров и Захар Истомин спешились на землю, привязали коней к забору, поправили портупеи, залихватски заломили краснозвездные фуражки, окликнули хозяев. Бабка Даша выглянула в окно, спряталась, перекрестилась:
– Опять ентот сморчок пожаловал, будь он не ладен. Зачастил, видать, не к добру!..
Ее невестка Екатерина последовала примеру свекрови, осенила себя троекратным перстом, прогнала в комнаты дочерей, выскочила на улицу встречать гостей: может, уедут, не заходя в избу? Однако зря надеялась. Напирая на нее, Ванька с Захаром друг за другом бесцеремонно ввалились в дом, сняли перед входом фуражки, громко поздоровались с хозяевами. Женщины ответили спокойным приветствием, пригласили присесть. Охотно приняв приглашение, Ванька и Захар заняли место на красной лавке, степенно осматривая кухню и стараясь заглянуть в комнаты.
– А что, хозяева-то дома или нет? – спросил Иван, закидывая ногу на ногу.
– Нету-ка, с утра в тайгу подались, – махнула рукой Екатерина Семеновна в сторону гор, быстро соображая, что бы такое сказать по причине их отсутствия. – К деду, на пасеку уехали.
– Так-так… – равнодушно продолжал Ванька, пустым взглядом рассматривая образа на стенах. – А что, ныне медосбор хороший?
– Дык, какой ныне медосбор, Ваня? Дожди, да и только. А с весны холодно было. Дай Бог, самим на зиму хватило бы…
– Это так, дожди залили. Не у каждого в этом году мед будет, – холодно продолжал представитель власти, перебирая пальцами фуражку, и исподлобья: – Как дела по хозяйству?
– Так… как по хозяйству… – испуганно побелела лицом Екатерина. – Вроде все и ладно…
– Да где уж ладно? – перебила ее бабка Даша. – Корова, вон какая худющая, конь на одну ногу хромает…
– Так-так, – хитро усмехнулся Ванька, переглянувшись с Захаром. – А сколько у вас коров-то?
– Дык две, Ваня, – в страхе шлепая губами, негромко ответила невестка. – А как прожить-то без коров?! Никак…
– Это правда, тетка Екатерина: без коров никак! А кони живы-здоровы?! Сколько лошадей-то в пригоне, три?!
– Дык… почему три, Ваня, – качаясь на ногах от страха, лопотала Екатерина. – Один только мерин… кобыла хромая… жеребчик еще маленький…
– А у деда на пасеке, сколько коней?! Пара? – со смехом надавил Ванька Петров.
Катерина была не в состоянии что-то ответить: факт налицо, все знают, что у деда на пасеке живут еще два коня. Это слишком много для одной крестьянской семьи. Женщина понимала, чем это грозит, запишут в ряд зажиточных кулаков, отберут хозяйство или, того хуже, выселят туда, где даже черемша не растет.
Однако Ванька не спешил с раскулачиванием. Не спрашивая разрешения курить в староверческой избе, он пыхнул спичкой, зажег дорогую папироску, начал издалека. Речь его имела достаточно широкое обоснование. Он вспомнил, как в детстве дед Влас кормил его медом, а дядька Николай (муж Екатерины Семеновны) подарил валенки, а с Володей они вместе рыбачили. Еще не понимая, к чему склоняется дотошная ностальгия молодого комиссара, бабка и невестка молча переглядывались, соображая и предполагая, что за этим последует. Да, женщины хорошо помнили яркие моменты, когда дед по доброте своей простой души накормил всегда голодного, нищего Ваньку хорошим обедом и дал домой соты. Однако старый и предположить не мог, что, высмотрев, что где лежит, сорванец с братьями ночью украдет два бочонка с чистым медом. А тот случай, когда Николай подарил ему валенки: не ходить же босым! Ванька принял подарок с благодарностью, в новых валенках залез к ним в погреб и вытащил половину соленья и картошки. Да ладно, что не смог унести, оставил. Он же не закрыл погреб соломой, остатки продуктов замерзли. Кузнецовым пришлось занимать картошку на посадку у своих родственников. Да и с рыбалкой хорошие воспоминания. Напросился Ванька к Володьке в напарники сетью рыбу ловить, а потом эту сеть втихаря снял да продал сплавщикам за горсть махорки. А Володьке отец вихры подрал: непросто дается самовязанная рыбачья сеть. В общей сложности женщинам было, что вспомнить о Ваньке Петрове. Может, они сейчас и отметили его дружеские отношения с семьей, да только тот сейчас при исполнении долга – власть Советов! А Советы с зажиточными не вошкаются, у всего поселка лошадей да коров отобрали, а кого за Енисейск выслали, лиственницы лобзиком пилить.